Незаконченный ковер: внутри заброшенного рабочего места в Кашмире

Потеряв рабочую силу и рабочее место, мастер-ремесленник пытается сделать реликвию из последнего куска.

Он небрежно направился к коровнику своего старого дома, на вершине которого лежит последний кусок незавершенного калина. Скрытый за переплетенными белыми нитями, словно рана, ковер все еще висит на ткацком станке на чердаке его разрушенного рабочего места.

«Переезд из этого места был для меня душераздирающим», — мрачно начинает Рехман. «Там были большие мешки старых радиоприемников, магнитофонов и оборудования, которые пришлось отдать сборщику тряпья за обмен в несколько сотен рупий».

Жена Рехмана Садре хотела отсоединить ковер от ткацкого станка и отдать его вместе с пучками ниток. «Она думала, что мы можем использовать кусок калина в нашем новом доме, но я сопротивлялся», — продолжает Рехман. «Я хотел сохранить останки, чтобы воспоминания сохранились. Поэтому мы поставили его в коровнике».

В год разрушительного наводнения, обрушившегося на Кашмир, Рехмана привлек собственный потоп. Уход рабочих сделал его калин ваан ненужным той роковой осенью 2014 года. Отдав почти три десятилетия своей жизни ковроткачеству, ему пришлось отказаться от последнего куска своей работы.

Это был синий ковер размером 8/11, за который дилер уже заплатил ему аванс в размере 80 000 рупий. Позже он погасил эту сумму, взяв кредиты у людей.

Почти десять лет спустя Рехман пытается обосноваться в комнате, полной мрачного воздуха. Его единственная личность — ремесленник — то возрастала, то ослабевала. Шестидесятилетний человек с тупым лицом и опущенными глазами осторожно опирается спиной на две оттянутые и пыльные подушки. Сонный от зноя приятного летнего дня, он почти задремал, когда один из его внуков швырнул в окно стекло, едва не задев его голову. Он достает из переднего кармана рубашки сигарету Foursquare и курит в комнате, от которой пахнет бетоном от неоштукатуренных цементных кирпичных стен и куркумой от остатков еды на полу. В другом углу куча постельного белья и несколько случайных вещей, разбросанных тут и там. На заднем плане играет радио. Однако смех играющих на улице детей заглушает эти голоса.

В комнату входит женщина с жалобой на протечку воды из стен горницы. Старик осторожно держит сигарету в сморщенных руках, прижимает ее к разбитой чашке, гасит, а затем кладет обратно в карман.

«Прошло почти два месяца с тех пор, как он не выходил на работу», — кричит жена Рехмана из другого конца комнаты. «Он работал строителем в нашем районе. Работы были завершены к концу зимы. И с тех пор он дома. Он чувствует себя слишком слабым, чтобы больше работать».

Ремесленник, который когда-то работал в своей ковроткацкой мастерской с десятками человек, теперь борется за жизнь, работая строителем.

Проживая в деревне Тенгжен, расположенной на расстоянии 10 км от Ванпо Кулгама, Кумар Рехман, как следует из фамилии, принадлежит к роду гончаров. Его дед был гончаром, а отец Шабан Кумар занялся сельским хозяйством. Его родители ожидали, что он будет учиться и делать прибыльную карьеру, но у судьбы были на него другие планы.

Из-за бедности и отсутствия условий в деревне Рахмана в возрасте 12 лет отправили к бабушке и дедушке для получения формального образования. Однако из-за отсутствия интереса к традиционным занятиям он вскоре оказался в центре ковроткачества в Вачи, субтехсиле района Шопиан.

К его удовольствию, «калин бафф талем» не только отвечал его интересам, но и помог ему заработать приличную сумму денег. «Наши преподаватели в центре были прекрасными и опытными мастерами, поэтому процесс обучения стал для нас большим опытом», — вспоминает Рехман. «Мне также платили 60 рупий в месяц».

10 лет спустя Рехман вернулся домой в качестве мастера-ремесленника.

Горе ткачу. [Фото ФПК/Муззамил Башир.]

Считается, что именно султан Зайн-уль-Абидин пригласил ковроткачей из царства Персии и Средней Азии в Кашмир в 15 веке. Тогда местные жители Кашмира заинтересовались искусством и бизнесом и усвоили традицию, чтобы передавать ее из поколения в поколение.